Украли второй раз? В России исчезли почти 400 млрд, изъятых у коррупционеров

Сотня миллиардов туда, сотня сюда

Доходы коррупционеров — это некая совершенно скрытая от простого обывателя вещь, причём даже тогда, когда такой "деятель" уже задержан и получил приговор. Судите сами: о коррупции не известно, пока не вскрыт её факт (это понятно), но затем, как принято, вора, пусть даже высокопоставленного (как те же бывший замминистра обороны Тимур Иванов или экс-губернатор Курской области Алексей Смирнов), под суд — со всеми вытекающими, включая конфискацию наворованного в доход государства.

Однако и после этой конфискации ясности не прибавляется — мало кто знает, как именно и кем, по каким законам и в каком порядке украденное должно быть обращено в доход государства. Вот и у различных ведомств по этой причине за 2024 год оказались какие-то слишком разные цифры для того, чтобы рядовые граждане могли понимать, что преступные в прошлом доходы действительно пополнили федеральную казну.

19 марта 2025 года под председательством президента Владимира Путина прошло расширенное заседание коллегии Генпрокуратуры, на котором глава надзорного ведомства Игорь Краснов объявил основные контрольные цифры по объёмам конфискованного за год имущества и активов коррупционеров — на полтриллиона с хвостиком рублей.

Скриншот страницы сайта kremlin.ru

Но полагать, что эти средства пошли прямиком в бюджет России, не стоит. 18 марта Счётная палата России опубликовала оперативный доклад об исполнении федерального бюджета за 2024 год. Из него следует не только то, что за год бюджет получил 283,5 млрд так называемых неучтённых доходов (а доходы от конфискации имущества коррупционеров попадают именно в эту категорию), но и то, что в бюджет поступило лишь 114,4 млрд средств коррупционеров.

Выдержка из оперативного доклада Счётной палаты об исполнении федерального бюджета за январь — декабрь 2024 года // Скриншот страницы сайта ach.gov.ru

Свои данные имеются у Минфина и Росимущества. И на это в своём уже широко растиражированном запросе на имя премьера Михаила Мишустина обратил внимание депутат Госдумы Сергей Обухов. Он указал, что в ответ на его первое обращение ему прислали справки от Минфина и от Росимущества.

Минфин, как следует из справки, заявил о поступлении в бюджет лишь 122,4 млрд рублей от реализации конфискованного у коррупционеров имущества, а Росимущество хоть и заявило, что общая сумма составляет 114,4 млрд (как и в данных Счётной палаты), но в реальности передало в Социальный фонд всего 1,8 млрд (туда средства должны были поступать до принятия летом прошлого года поправок в Бюджетный кодекс о зачислении таких средств в бюджет).

Фрагмент запроса депутата Госдумы Сергея Обухова // Скриншот из телеграм-канала RTVI, t.me/rtvimain

Мы же добавим к этому, что данные цифры от Росимущества также не совпадают с озвученными 19 марта руководителем ведомства Вадимом Яковенко. Он отметил, что его учреждение за год передало в бюджет 473 млрд рублей, из которых 307 млрд — это дивиденды госкомпаний (разница в 166 млрд также недотягивает до озвученных Генпрокуратурой 504 млрд), хотя Яковенко при этом заявил о 132 млрд рублей, зачисленных в казну от приватизации имущества, в том числе, как вероятно имелось в виду, и коррупционного.

 Скриншот страницы сайта rosim.gov.ru

Вот и получается, что у всех цифры разные. Причём, обратим на это особое внимание, озвучены они были примерно в одно время — в конце марта 2025 года. И это притом, что принятые в июле Госдумой поправки в Бюджетный кодекс предписывают не только перечислять конфискованные средства коррупционеров в бюджет, но и делать это с нормативом в 100%, то есть всё и целиком (пункт 17 статьи 48).

Скриншот страницы сайта consultant.ru

И что же получается? Если Генпрокуратура говорит об изъятии 504 млрд коррупционных активов и имущества, то по закону они (или средства от их реализации) должны быть в полной мере перечислены в бюджет. Однако этого не произошло: туда попало то ли 114,4 млрд рублей, то ли и того меньше. Словом, в неизвестном месте оказались порядка 390 млрд рублей или даже больше, и о них ни один орган ничего не сообщает.

Так где же сотни миллиардов рублей?

Согласитесь, почва для всевозможных инсинуаций тут обширная. Конечно, в поправках к Бюджетному кодексу ничего не говорится о сроках, в которые средства от конфискованных у коррупционеров активов должны поступить в бюджет. И формально закон вроде как требует сразу всё целиком, но по факту это может быть хоть через 10 лет.

Это сбой в отчётности. Грубо говоря, да, арестовали имущество в 2024 году, об этом отчитались, но реализовано оно может быть и в 2025-м, и в 2026 году. То есть физически бюджет не получил доход с этого имущества. Это первый момент. А второй — такой: все мы прекрасно понимаем, что когда идёт первоначальная оценка имущества, добытого преступным путём, или же, как говорится, не декларируемого, то здесь оценка одна, а уже стоимость реализации может быть и в два или даже в три раза ниже,

— заметил в беседе с Царьградом адвокат Иван Миронов.

Таким образом, концов тут не найти, и прозрачность оставляет желать лучшего. К примеру, самый шикарный особняк экс-замминистра обороны Тимура Иванова, как известно, оценивался при конфискации в 2 млрд рублей, однако неизвестно, кому и когда, с каких торгов и за какую сумму он был продан, дабы его стоимость обратили в доход государства.

Это всё реализуется с площадок обычно, но тут, как говорится, есть варианты для подтасовок. То есть, я думаю, самые интересные лакомые активы уже можно приобретать, зная, когда они выйдут на продажу, чтобы их забирать с торгов. Контролирует это Росимущество, и я не скажу, что расхождения в цифрах оправданны, но скажу, что их можно объяснить,

— продолжил Миронов.

Значит, все вопросы к Росимуществу? И да и нет. Формально оно контролирует реализацию коррупционных активов, но ведь в ведомство может быть передано далеко не всё конфискованное по искам Генпрокуратуры.

Прокуратура исходит из тех цифр, которые содержатся в приговорах судов. Это оценочные цифры, сколько то или иное имущество могло бы стоить. Соответственно, часть этого имущества изымается. Часть этого имущества находится в спорах, то есть осуждённые подозреваемые оспаривают изъятие того или иного имущества. Соответственно, оно может быть под арестом, а ещё не передано в собственность государства,

— пояснил в беседе с Царьградом экономист Антон Любич.

Эксперт, кстати, также указал на вероятную разницу в цене между изначальными оценками имущества при конфискации и тем, за сколько в итоге коррупционную собственность удалось реализовать с торгов:

Министерство финансов, Счётная палата оценивают, сколько фактически поступило в бюджет. А Генеральная прокуратура оценивает в том числе и будущие поступления, потому что она задержала у потенциального взяточника или уже у доказанного взяточника какое-то имущество, но до передачи в бюджет это имущество ещё просто не дошло. Например, оно может находиться в составе вещественных доказательств. Оно не передано в государственную собственность, оно находится на ответственном хранении у правоохранительных органов. И, например, ещё ждёт просто вступления приговора в законную силу, чтобы быть переданным государству.

Заметим также некоторую неточность, содержащуюся в запросе депутата Обухова в адрес премьера Мишустина. Парламентарий, например, указывает, что, по данным Генпрокуратуры, "реализация активов коррупционеров позволила государству вернуть в бюджет 504 млрд рублей".

Фрагмент запроса депутата Госдумы Сергея Обухова // Скриншот из телеграм-канала RTVI, t.me/rtvimain

Однако тут надо вспомнить, что на коллегии Генпрокуратуры Игорь Краснов вовсе не говорил, что эти 504 млрд рублей пополнили бюджет. Нет, речь шла только о самой сумме конфискованного. И, как мы понимаем, далеко не всё конфискованное могло быть немедленно направлено на реализацию, а оттуда сразу в бюджет.

Что с того?

Впрочем, сама тема обращения в доход государства изъятого добра коррупционеров представляется весьма серьёзной.

Потому хотя бы, что система реализации конфискованного имущества выглядит крайне странной.

Если бюджет, как уверяют эксперты, регулярно недополучает средства по коррупционным статьям и при этом Росимущество отчитывается о продаже такого имущества, то значит, оно ушло кому-то по дешёвке. А кому? Кто, например, стал новым владельцем какого-либо имущества упоминавшегося Тимура Иванова?И за какую сумму он его купил? И сколько поступило в бюджет? У многих чиновников-коррупционеров конфискуют люксовые автомобили, дорогие украшения, предметы гардероба на баснословные деньги — ну и где же эти средства, исходя из отчётов Росимущества? И какова, кстати, судьба этих машин и прочего?

Мы не знаем, а можем лишь догадываться, удивляясь разнице в цифрах от официальных органов, от которых ждёшь максимальной точности, ведь вопрос касается и соблюдения закона, и пополнения бюджета. На это же указал нам и председатель Национального антикоррупционного комитета, член СПЧ Кирилл Кабанов:

Да, к сожалению, у нас процесс реализации конфискованного имущества исторически сложился как достаточно рискованный с точки зрения злоупотреблений. И, к сожалению, это не меняется, нет прозрачности. Потому что определённые элитные группы до сих пор на этом зарабатывают. Мы давно предлагали сделать процесс открытым, но, похоже, такой подход пока кому-то очень сильно не нужен. Эта история уже давно начинается с Фонда федерального имущества, поэтому здесь есть на что обратить внимание.

Действительно, все самые острые вопросы, судя по всему, туда и нужно адресовать, а ещё лучше — принять нормативные акты, которые "рассекретят" и выведут из тени процесс реализации коррупционного имущества, а заодно, таким образом, поставят и деятельность Росимущества под дополнительный контроль. Ведь борьба с коррупцией обязана быть прозрачной. Иначе окажется, что борьба с коррупцией порождает лишь новую коррупцию.